Василь Шкляр – один из тех, кто влияет не только на современную литературу, но и на современную политику. А точнее, его книги – это давно уже современная политика, борьба за современное и будущее поколение Украины. 

Василю Шкляру 66 лет, родился в селе Ганжаливка Лиснянського района на Черкасчине. По окончании средней школы с серебряной медалью поступил на филологический факультет Киевского государственного университета им. Тараса Шевченко, впоследствии перевелся в Ереванский университет, где в 1972 году и получил диплом о высшем образовании. Десять лет занимался политической журналистикой, бывал в "горячих точках". В 2000-2004 годах – главный редактор издательства "Днепр".

С 1991 по 1998 год был членом Провода Украинской республиканской партии и пресс-секретарем УРП. На парламентских выборах 1998 года – кандидат в народные депутаты от избирательного блока "Национальный фронт". В 2012 году баллотировался в Верховную Раду по одномандатному округу на Львовщине, однако выборы проиграл.

В 2011 году стал лауреатом Шевченковской премии, но от премии отказался - указ президента Януковича вышел без фамилии Шкляра. Зато 17 апреля 2011 года в Холодном Яру Василию Шкляру впервые в истории Украины вручили Народную Шевченковскую премию. Вручение состоялось возле памятника на месте последнего боя атамана Василия Чучупаки. Средства на нее собрали меценаты и простые граждане.

Автор многочисленных романов, среди которых самые известные – "Ключ", "Елементал", "Тень совы", "Черный ворон", "Троща", "Маруся". Произведения Шкляра переведены на английский, болгарский, армянский, шведский, словацкий, русский языки.

Начнем с коротких вопросов и коротких ответов. Итак:

Было ли когда-нибудь вам стыдно за свои поступки?

Наверняка были какие-то мелкие вещи. У каждого человека они бывают. Но по большому счету – нет. Потому что я всю свою жизнь был в любви, а там, где любовь побеждает – нет сожаления.

Что вы считаете своей самой большой победой в жизни?

"Черный ворон".

Что вы считаете самым большим поражением в жизни?

Мне очень трудно сказать, что является наибольшим поражением. Очевидно, они были, но тоже мелкие.

Предлагали ли вам когда-нибудь взятки?

Нет. Я в такой сфере работал, где взятки не предлагают. Вознаграждение – предлагали, но это не взятки.

А приходилось самому давать взятки?

Бесспорно, приходилось давать взятки. Когда болели мои родители, когда их оперировали... И человек наш так устроен, что если не дашь – даже там, где не надо, – то неспокойно себя чувствует.

Можно ли жить в Украине за счет литературного труда?

Сейчас – можно. Например, мне это удается. И я считаю, что писатель, который выходит в Украине неплохими тиражами, может уже принадлежать к среднему классу.

Сколько стоил Василь Шкляр в 2004 году? Возможно – гонорарно, возможно – политически.

Я не могу вам точно назвать эту цифру. Но у меня было много политических заказов, писал даже программы для некоторых партий. А во время выборов политики активизируются и, зная мой политический опыт, мою работу в УРП, часто обращаются, чтобы я им помог с тем или иным  текстом.

Сколько стоит Василь Шкляр в 2018-ом?

Нууу, это много. Это много.

У вас есть политические амбиции?

Нет, нет. Меня часто спрашивают, почему я не иду там даже в президенты. Я говорю, что у меня самая высокая должность в Украине – должность нормального честного писателя. Это ни с чем нельзя сравнить.

Вы долгое время были в разных политических проектах. Один из крупнейших – УРП, а затем "УРП-Собор". Что для вас политика? Это инструмент?

В идеале писатель должен быть далек от политики, заниматься, так сказать, чистым искусством. Но условия украинские вынуждают каждого почти автора как-то приобщиться – в борьбе за язык, культуру, духовность. И этому, к сожалению, не видно края. Для меня политика была, прежде всего, опытом. Я имел общение с диссидентами, был пресс-секретарем Горыня, Лукьяненко – выдающихся людей. И этот опыт стал даже частью моего литературного творчества.

Кем бы вы себя хотели видеть через 10 лет?

Хотел бы видеть себя в добром здравии и еще хотя бы с двумя романами, которые бы имели такой резонанс, как "Троща", как "Черный ворон", "Маруся".

Вы после школы поступили на филологический факультет Киевского университета имени Шевченко, а затем вынуждены были перевестись в Ереванский университет. Это история о том, что вы были где-то на картошке, какие-то там бомбы были... То есть эта история уже обросла легендами. Почему вы все же уехали в Ереван?

Я не вынужден был. Это было просто счастье – я вытащил такую карту фортуны. А на картошке я, как такой себе хулиган, сделал одну, возможно непристойную вещь. Мы работали в колхозе (это был трудовой семестр) и комбайн вырыл противотанковый снаряд, который попал чуть не в барабан – он двигался по конвейеру, который успели вовремя остановить. И я тогда сказал преподавателю нашему, что там, где находятся взрывчатые вещества, нельзя работать. Ну кому хотелось работать, да еще и в колхозе? Он сказал, что вы здесь не поднимайте шума, приказал сторожу спрятать тот снаряд где-то в его хибаре на курьих ножках, а нас заставили снова работать. Тогда я пошел и забрал тот снаряд, перепрятал, разжег костер и сказал, что я его обезврежу. Словом, это была затея, которой я не очень горжусь.

Она завершилась тем, что преподаватель заявил, что это политическая акция, саботаж: "езжайте в Киев, вас исключили из университета". Я поехал в Киев забирать документы, потому что разговор был очень конкретный, и встретил декана. А тот и говорит, что как раз пришла из министерства разнарядка – послать в Ереван двух человек для изучения армянского языка и литературы. Ты согласен? Потому что я имел уже в то время определенные публикации, даже в "Литературной Украине". Конечно, я согласился. И пока тот преподаватель и все наши приехали в Киев, я уже был в Ереване, изучал армянский язык и литературу.

Уже по окончании Ереванского университета вы долгое время работали в прессе и в начале девяностых были задействованы в проектах, касавшихся Чечни. В частности, одна из связанных с этим историй – спасение жены Джохара Дудаева, президента Чечни, которого убили русские. Частично эта история описана в вашем романе "Элементал". Что на самом деле происходило, без художественной прозы, можете рассказать? Как это происходило – спасение Аллы?

Там произошли два события, которые сложились потом у меня в романе. Кстати, он сейчас уже в который раз переведен, но под названием "Одинокий волк", поскольку издатели считают, что название "Элементал" немножко отпугивает и самый динамичный и остросюжетный роман почему-то не имеет такой известности, как следующие. Поэтому они попросили другое название и я назвал "Одинокий волк". Более того, под этим названием будет экранизация этого романа.

А когда я работал пресс-секретарем СРП, то у нас проходило много интересных людей и событий. Это была первая националистическая партия в Украине и нам доверяли больше, чем власти. Именно на то время пришлась одна миссия, когда Аллу Дудаеву после гибели ее мужа (а хочется верить, что герои не умирают, что он где-то жив, потому что там была такая смерть непростая) москали посадили в особняке под Москвой. Ельцин даже хотел как-то ее использовать на выборах. Поэтому ее схватили вместе с охранником Мусой. Мусу отправили в Лефортово, а ее содержали в "мягком" плену. И именно украинцы ее оттуда похитили. Устроили неподалеку драку, чтобы отвлечь внимание руссих, а Аллу тем временем забрали и увезли в Украину. Потом понемногу перевезли сюда и всю семью.

И тогда, когда все газеты пестрели заголовками о том, куда делась Алла Дудаева, мы с ней пили кофе в Карпатах. Я с ней много разговаривал. Она очень интересный человек – поэтесса, художница. Я даже перевел подборку ее стихов. Так я вошел в чеченскую атмосферу.

А однажды к нам в УРП зашел парень в униформе солдата Французского легиона. Он пришел расспросить, как тут и что творится в Украине. Мы разговорились, он рассказал чем занимается, как воюет, какие были самые интересные задания. Была искренняя беседа. И два эти эпизода сложились в роман "Элементал" – про современного украинца, который несет в себе психологию победителя.

Вы уже упомянули об Украинской республиканской партии. Позже, в 2012 году, при поддержке обновленной партии – УРП "Собор" – вы баллотировались в Верховную Раду. Вы себя идентифицировали как республиканца, как националиста, что вам ближе?

Для меня это синонимы. Это что-то одно и то же. Конечно, все мы были националистами. Тем более, что в Украине искажено понятие "националист". Благодаря советской пропаганде в него вложили какой-то негативный смысл – что это чуть ли не фашист, расист... А на самом деле украинский националист – он мягче и гуманнее, чем, скажем, христианских демократы в Германии. Поскольку если христианский демократ, в том числе их лидер, говорит, что человек, не знающий немецкого языка является нежелательным в их стране, то тут вам ни один националистический лидер – ни Олег Тягнибок, ни Белецкий – такого не скажет. Потому что его сразу же назовут тем же расистом.

А национализм у западных политиков, западных людей в крови. Это само собой. Ведь что такое национализм? Это свой язык, своя культура, свое собственное пространство. Вот это и есть национализм. Он во всем мире есть. Только у нас из него сделали что-то такое страшное.

В 2009 году вышел ваш роман "Черный ворон. Залышенец". В 2011-м тогдашний министр образования и науки Дмитрий Табачник обвинил вас в антисемитизме. Как результат – Национальный комитет по Шевченковским премиям не присудил вам эту премию. Тогда вы сказали: "Уважаемый господин президент (имелся в виду Янукович), свидетельствую вам свое уважение и прошу вас учесть в указе по случаю награждения лауреатов Шевченковской премии мою просьбу о переносе награждения меня Шевченковской премией на то время, когда при власти в Украине не будет украинофоба Дмитрия Табачника". 4 марта 2011 года. С тех пор прошло семь лет. Президента, к которому вы обращались, уже нет, украинофоба Табачника тоже нет. А украинская власть так и не исправила эту ошибку, Шкляр – не лауреат Шевченковской премии. Как думаете, почему?

Ко мне обращались многие авторитетные люди, в том числе и из группы "1 декабря", и предлагали: давайте подскажем президенту, что он забыл, и пусть дадут вам эту премию. Я отказывался. Во-первых, я всегда говорил, что еще нет того президента, у которого я возьму эту премию. Давайте подождем – придет настоящий украинец и ему не надо будет думать над первым указом. Знаете, всегда президентов спрашивают: какой будет ваш первый указ? Подпишет ту формальность, и все. А во-вторых, я не из тех людей, чтобы искать какой-то компенсации, напоминать о себе. Меня сейчас, откровенно скажу, не интересует это. Потому что это просто не мои моральные принципы – возвращаться в ту же реку.

Но Революция Достоинства началась в Украине не в 2013 году, а именно в 2011-м. То, что происходило с вами и вокруг вас – это, собственно, уже было Революцией Достоинства. Потому что люди собрали деньги и вам вручили Народную Шевченковскую премию после того как Янукович с Табачником решили, что вы антисемит и не достойны получить государственную премию. Почему, по вашему мнению, украинцы способны на такие серьезные поступки – собрать премию, устроить Оранжевую революцию и Революцию Достоинства – а выбрать себе власть, которая была бы достойна таких поступков, не могут?

Украинцы очень разные. Они же, сколько бы не говорили, что мы едины, слишком разные люди, разной даже ментальности – от Галичины до Юга и Востока. И душа у нас широкая, козацкая. Но я порой прихожу к выводу, что хоть с одной стороны – это негатив, но благодаря этой разности, когда с давних времен каждый двор был эдакой отдельной маленькой крепостью, мы сохранились и, несмотря на все аннексии, по сей день занимаем одну из крупнейших территорий в мире, самую большую территорию в Европе.

Смотрите, несмотря на то, что наш язык перенес столько ударов и запретов, да и сегодня не может свободно дышать, до сих пор мы не обеспечили родному языку законодательно статус, но все равно он – один из самых употребляемых в мире, кажется двенадцатое место занимает. Так что в этом характере есть и негативы, и позитивы.

Если бы мы были дисциплинированы, собраны, умели выбирать своего лидера, то, возможно, давно бы имели свою крепкую и авторитетную державу, но в значительно меньших границах. Из-за этого мы так долго идем и процесс борьбы стал нашим привычным существованием. Украинцы не хотят сегодня, все и сразу.

Я часто задаю вопрос дискуссионно. Я же никогда не говорю: давайте пожертвуем территориями, сделаем границу там, где сейчас линия разграничения, и без Крыма построим современную, привлекательное и модерное государство. А потом, во время неизбежных в ХХІ веке геополитических разломов, к нам, как к привлекательной стране, присоединятся все исконно украинские земли: бери – не хочу. Нет! Нет, мы пойдем, мы еще заберем Кубань, мы от Сяна до Дона... Это утвердили в своем гимне...

Я говорю: смотрите, уже поляки давно забыли свой лозунг "от можа до можа", армяне тоже – у них был лозунг "от моря до моря", финны отказались от своих территорий... А мы – нет, ничего не отдаем. Ну такие мы есть. Будем дальше бороться, работать, идти к своей цели. Пока что, к сожалению, без лидера. Своего Вашингтона мы не взрастили, потому что Вашингтона рождает монолитная нация, а не такая как мы есть.

Над своим романом "Черный ворон" вы работали 13 лет. Так случилось, что этот роман оказался в центре не тольколитературной, но и политической жизни Украины. После этого каждый ваш роман, каждая ваша работа также становится политическим явлением. Как думаете, почему?

Действительно, "Черный ворон" вышел за рамки литературного явления. Там для меня было четкое объяснение. То, что говорили, что там антисемитизм, потому что там, например, употребляется слово "жид", то это была такая эпоха, повстанцы не знали слова "еврей", до 1928 года это слово бытовало во всех сферах: у Петлюры было Министерство жидовских дел.

Не это их задело. Думаю, умные люди объяснили бы им, что антисемитизм заключается не в этом. Их задело больше всего, что все эти табачники, вся эта камарилья украинофобская, они трактовали повстанческое явление, это украинское сопротивление, как чисто галицкий феномен. Мол, это было на Галичине, ну может еще на Волыни, а там люди не такие, а галичане чуть не австрияки... А это была большая ложь. У нас тоже было повстанческое движение, и оно так же шло десятилетия. И с хлебом-солью здесь московскую оккупационную власть никто не встречал, была такая же борьба. И эта страница настолько выжжена из памяти украинцев, что я удивился даже. Там Яворивский выходил на трибуну Верховной Рады и говорил: прочитайте этот роман, потому что я сам этого не знал. Это так, как некоторые наивные люди говорят, что не знали о Голодоморе... А мне не верится. Да все мы знали! Не знал тот, кто не хотел знать.

И совпало так, что и неизвестная страница была показана, и вовремя, когда люди уже были готовы к тому. И отказ от Шевченковской премии. Тогда поднялся большой шум. Киселев (Евгений Киселев, – ред.) в своей программе "Большая политика" устроил дискуссию. И пришли всякие бондаренки и чаленки. Причем они отличаются от наших демократов тем, что наши могут и не прочитать – придут и будут говорить общие фразы. А эти – у каждого книжка, все разложено на цитаты, закладки, подчеркивания. Они готовятся к эфирам. И они там устроили такой шабаш, с такими обвинениями... Я тогда покинул эфир, сказал, что мне уже пора спать. Мне было с ними неинтересно.

Но я все же думаю, что люди, истосковавшиеся пр своей истории, которую нам писали враги, восприняли эту книгу. Думаю, что описывая ту эпоху я впервые назвал вещи своими именами. И книгу брали охапками – на подарки и тому подобное. Тиражи допечатывались. У меня были такие удивительные случаи, когда во Львове подошел один молодой парень, бизнесмен, и говорит: хочу купить у вас книжек, просто на подарки. Спрашиваю: а сколько вам надо? Думал, ну 10-15, а он говорит: пять тысяч! У нас тогда книги такими тиражами не выходили, а это – один человек взял 5 тысяч. Другой приехал в издательство и взял две тысячи, где-то покупали три тысячи. Покупали на школы, библиотеки.

Но главное, что читатель мой увидел того героя, появление которого уже назревало в нашем обществе.

Мы уже начали говорить про "Черного ворона" – роман, прогремевший в Украине, стал бестселлером, произведением, которое изучают в школах, читают в украинских семьях. Когда вышел этот роман и был такой подъем вокруг него, Ежи Гофман говорил, что он готов снять фильм по этому роману. Потом говорили, что этот фильм будет снимать один из телеканалов. Что сейчас вокруг сценария и работы над этим фильмом происходит?

Сложно продвигается эта работа. Мне кажется, что не имея своей киноиндустрии, не имея режиссеров, у которых была бы практика съемки именно исторических блокбастеров, это не удается. Я знаю, что брались, потом меняются режиссеры, перерабатывается сценарий... У меня была большая презентация в Доме кино в Киеве, где уже вышел режиссер и говорит: я это сделаю, я это вижу... И снова слышу, что будут какие-то изменения. Я дистанцировался от этой работы. Я не хочу себя резать по живому, не стал даже писать сценарий. Но кажется, что придется начинать с того, что я буду писать сценарий с новым режиссером.

Перипетий очень много. Брались и зарубежные разные мастера. Была и история с Гофманом, которого еще Ющенко к этому привлекал. Но мир наш тесен, как маковое зернышко. И очень обидно, что такой мастер как Гофман сначала будто бы согласился с Ющенко в разговоре, а потом начал говорить словами Табачника. То есть на него нажали, провели хорошую беседу...

То есть, он побоялся антисемитизма?

Он же не глупый человек. Он прочитал роман в оригинале (он ведь свободно читает на украинском) и сказал Ющенко, что будет доброе кино. Единственное, что сказал, мол, я сейчас снимаю "Варшавскую битву", так я буду художественным руководителем, а снимает пусть украинец. Для меня это был идеальный вариант. А потом он приехал сюда на фестиваль "Молодость". Журналисты его окружили: когда будет "Черный ворон"? А он вдруг говорит, что не будет ксенофобский, "антирусский" фильм снимать. С ним хорошенько поработали. Россия не жалеет на это ни денег, ни других средств. Антиукраинская пропаганда там на хорошем уровне.

Надеюсь, мы все-таки дождемся фильма "Черный ворон" и это будет большим событием.

Бесспорно.

Вы же признаете, что есть очень тонкая грань между писателем Шкляром и политиком Шкляром? На все, что вы говорите, смотрят сквозь политическую призму. Вот было ваше резонансное заявление: "Часть Донбасса в своем большинстве пошла за Россией. Это признанный факт. Более того, тамошний люд призвал соседнее государство ввести войска и сам поднял оружие против украинцев за то, что они украинцы. Мы видели и видим много фактов физиологической ненависти. И теперь меня не интересует их ментальность. Я не хочу возвращать эту территорию ценой жизни лучших сынов Украины. Она того не стоит... Но большая проблема в том, что Россия не хочет, чтобы Донбасс ушел в свободное плавание. Ей нужен угрожающий для нас регион на территории Украины. И тут интересы Кремля, пусть даже невольно, совпадают с официальной позицией Киева". Василь Шкляр, "Главред", 1 апреля 2017 г.

Вы действительно считаете, что нам нечего гибнуть за Донбасс?

Я еще раз прослушал эту цитату и не вижу в ней никакой крамолы. Погибать за Украину – этот ответ есть во всех моих романах. Я уже сегодня частично отвечал на эти вопросы. Я считаю, что если просто стоять и считать жертвы, то это не путь к победе. Надо было идти и забирать, ставить врага на свое место, надо врага уничтожать. А когда вот так, как теперь, что хотят присоединить не Донбасс к Украине, а Украину к Донбассу, то это меня не устраивает. Тем более ценой жизни лучших наших сыновей. Я говорил: будет время, построим привлекательную и сильную Украину. К сильным, состоятельным (хоть и не люблю этого слова, но есть такое) присоединятся все, у кого нет этой физиологической ненависти – когда отрубают руку за украинскую символику.

Я получаю очень много писем, в том числе и с Донбасса. Не знаю, где люди берут мой номер телефона, электронный адрес... Вот пять дней назад я получил письмо из Донецка, оно у меня в телефоне сохранено. Пишет мужчина. Анонимное письмо, без подписи, но очень показательное, и я прошу очень внимательно его послушать. Меня порой обвиняют, что в романе "Троща" я показал много предательства, много агентов МГБ, которые всего укоренялись в нашу среду. Этих краснопогонников, которые охотятся за каждым украинцем, которого надо завербовать. И вдруг я получаю это письмо. Пишет мне человек с Донбасса. Пропущу все его комплименты, благодарит за роман, и пишет: "Я еще не раз его буду читать, потому что дело в том, что я – агент МГБ. Возле моего дома уже пятый год бегают шмыраки. Они меня пять раз опускали в яму (подвал), – он пишет с русизмами, видно, что общается на русском, но украинская душа. – И так били, что я, извините, до ветру сходить не мог, так мучили, что я им уже в каком-то помрачении часами рассказывал, как я люблю "Новороссию". И я должен был дать эту расписку, что я их агент".

Они ведь там цинично назвали свое учреждение "Министерство госбезопасности", как было в сороковые годы. И вот этот человек признается и говорит, что ему обещали дать 15 лет, если он эту тайну разгласит. Но, говорит, я сделал сейчас так, что они меня не найдут. А дальше пишет, что 70% дончан стали, как он говорит, "кацапами". Он не имеет в виду, что там на русском разговаривают, а просто всеми фибрами души тянутся к России. Есть и люди, которым безразлично, но эти ненавидят все украинское, просто ненавидят. И говорит он: что с этим делать я не знаю, потому что такие люди, как я, ничего там не изменят. И заканчивает письмо словами Слава Украине!

А вот Петр Порошенко говорит о том, что война на востоке Украины может быть завершена только политико-дипломатическим путем. Вы являетесь сторонником возвращения этих территорий политико-дипломатическим путем, или все же военным?

Я не представляю, как это можно решить политико-дипломатическим путем.

Ну, договориться с Россией, они уйдут и будут контролировать часть территории...

Нет, они не уйдут. Они снова будут настаивать на том, на чем сейчас настаивают, чтобы эти люди вошли в наши руководящие органы, и в Раду все эти захарченки будут тянуться, и амнистию им обеспечить...

Я не вижу этого. По крайней мере, пока Россия в своей имперской целостности и во главе с Путиным – это просто невозможно.

Но давай еще посмотрим на такое явление, как Крым. Все политики говорят, что Крым – наш. Не сегодня, так завтра-послезавтра он будет наш. Ну представьте себе – возвращается к нам сегодня Крым. Где люди в эйфории от того, что они живут в России. Вот мы все говорим, что есть же там наши люди. Ну есть наши люди. Ну а в Чикаго их больше, а в Нью-Йорке еще больше. Я имею в виду – сознательных украинцев. Но в основной массе не так, ну зачем мы себя обманываем?

Знаю девочку из моего села, которая переехала в Крым. Так когда Крым отошел к России – она до неба скакала: наконец-то я в Рассии Вот такие манкурты, а много же просто природных русских. И вот мы их присоединяем. Представляете, сколько будет ненависти? Мы же в условиях демократии не можем тоталитарными методами ставить на место, тех заселять, тех выселять... Это ведь невозможно. И что с этим Крымом делать? Когда мы без Крыма и без той части Донбасса не можем избрать демократический парламент?

Но если украинцы так хотят, я говорю – да! Будем еще столетия двигаться к своей цели.

А почему вы считаете, что Крым никогда не был украинским?

Я же не политик. Я не буду заигрывать с людьми и врать. Я смотрю с чисто нашими реалиями. Степан Руданский там жил и всегда говорил, что "я живу на чужбине". Это чужбина. Леся Украинка там жила, она хоть раз сказала, что Крым – наш? Жила на чужбине. Руданского похоронили на Поликуровском кладбище. Я часто его могилу навещал, когда бывал в Крыму. На ней написано: "На могилі не заплаче Ніхто в чужинї". 

Это хорошо – пафосно говорить, что Болбочан Крым брал... Наша земля – это та, которую нация может усвоить на уровне своей культуры, духовности. Иначе – это серая зона, которая тормозит наш прогресс. И недаром Олесь Гончар еще в 1993 году написал в дневнике: "Отрежьте Донбасс и бросьте в глотку империи. Пусть удавится". Я когда это прочитал – думал фейк какой-то. Нет. Валентина Гончар, его жена, говорит: вот, в дневнике написал. Потому что писатель, как зверь, чувствует угрозу русификации. Писатель знает, что с такими землями ты никогда не сделаешь господствующим свой родной язык.

А если просто за территорию бороться – есть и такие люди. Ну так тогда не надо брать Кубань и Воронеж и ставить свой флаг на Кремле. Надо просто выразить свою волю – и вся Россия присоединится к Украине. Еще и столицу перенесут в Киев. Этого же Екатерина II еще хотела. Только от нас ничего не останется, понимаете?

А почему, на ваш взгляд, за 60 лет, прошедших с момента передачи Хрущевым Крыма от РСФСР к УССР, украинская власть ничего не сделала, чтобы Крым стал украинским? Или это невозможно вообще?

В советское время это невозможно было. За времена независимости, если бы была сознательная украиноцентричная власть, можно было очень многое сделать, можно было спасти положение. Это ведь и земля крымских татар, у них другой нет. Надо было им создать нормальные условия, чтобы их туда вернулось как можно больше. Чтобы была критическая масса, которая бы оказала сопротивление той пророссийской силе, которая, увы, оказалась в подавляющем большинстве. Надо было селить на привлекательных условиях сознательных украинцев. Надо было делать прочную гуманитарную политику, которая никогда не проводилась по всей Украине, а что уж говорить про Крым или Донбасс.

Очевидно, что 2019 год станет годом появления политика Василя Шкляра. Вы уже решили, по спискам какой политической силы будете идти в Верховную Раду?

Я вам честно говорю, что никогда не хотел быть депутатом. Я знаю, что депутатство – это смерть писателя. Я даже не беру мораль или еще какие-то измерения. Просто времени совсем не останется что-то сделать. А если я здесь чувствую себя намного увереннее, если у меня миллионы почитателей, то зачем мне депутатство? Но вы правильно заметили, что я в эти политические игры играл. Это был интересный для меня опыт. И, например, когда я пошел в Галичину, то ко мне люди обратились. Там УРП просто поддержала меня материально, потому что нужно было заплатить взнос. А ко мне люди обратились. Из Золочева звонили, из Николаева (Львовской области), из Перемышля: мы тут на майдане собрались... И люди до определенной степени наивны, поскольку хоть там и патриотические наши земли, но там и Иван Франко никогда не выигрывал выборы. Они такие прагматичные, осторожные.

Сын Шухевича – Юрий Шухевич – тоже баллотировался там не раз и занимал четвертое или пятое место. И надо было, чтобы пришел парень из интерната с Черниговщины, который взял его в списки, чтобы сделать сына Шухевича депутатом. Так что наши люди очень осторожны. Но я действительно согласился, и они меня искренне просили. Я поехал, потому что каждую свою встречу с людьми вел как литературную, как свой творческий вечер. А если я эти свои литературные встречи и так провожу, я все время в дороге, то почему было не поиграть.

Вы уже упомянули о своей основной профессии, о сочинительстве, о том, что вы умеете лучше всего это делать. И вы действительно лучший в украинской литературе, создали украинские бестселлеры. Какой есть рецепт украинского бестселлера?

Рецепты давать трудно. Когда меня спрашивают, как писать, я говорю: бери, прежде всего, какую-то глубокую человеческую историю. Чтобы там была драма, чтобы там был конфликт. И рассказывай ее так, как если бы перед тобой сидел твой ближайший товарищ, какой-то родной человек, и ты с предельной искренностью ведешь этот рассказ. И его ведь надо выработать. Писатель – это прежде всего стиль, это манера. Одну и ту же историю два человека расскажут и ты перед одним рот откроешь, а у второго уснешь. Поэтому надо иметь эту манеру повествования.

И потом, когда напишешь, надо выкинуть все лишние слова. Украинская литература долгое время, если не испокон веков, страдала так называемой кудрявостью. Любили описания, красивости. Напишешь красиво – и любуешься. Так это красивое надо выбрасывать в первую очередь, потому что это литературщина. Надо писать строго, честно, откровенно, трогательно и выбрасывать лишние слова. И когда ты все выкинешь и увидишь, что уже ничего не осталось, тогда начинай заново.

Над чем вы сейчас работаете?

После исторических романов моих о повстанческой борьбе у меня уже, признаюсь, болит сердце, таблетки пью горстями. И я решил отойти чуть дальше вглубь истории – в XVII век – и написать наконец что-то веселое. Веселое – это роман о козаках. Возможно, о "спецназе" Сирка, то есть о его отряде характерников, которому было подвластно почти все. Но чем дальше я углубляюсь, перечитываю все наши документы, летописи, которые, к сожалению, тоже были написаны не с откровенно проукраинских позиций, поскольку это все писалось тоже в режиме оккупации, тем больше вижу, что мне не избежать опять глубоких переживаний. Так и в козачестве, которое мы идеализировали (и это правильно, мы должны иметь свои легенды, своих рыцарей), но и там было столько всякого негатива, от которого часто становится грустно.

Какова идеальная Украина для Василя Шкляра? Чего ей не хватает?

Идеальная Украина – это та страна, за которую пролиты реки крови, простите за пафос, лучших борцов. Для которых не существовало дискуссии о национальной идее. Она воспроизведена в четырех словах: Украинская соборная самостийная держава.

Идеальна она будет тогда, когда будет иметь свое лицо, когда национальная идентичность возьмет верх над манкуртством и серой массой. Тогда она будет иметь привлекательное лицо и к ней, как я уже говорил, присоединятся все исконно украинские земли. Я эту Украину вижу, я ее предчувствую, но дорога к ней непростая и неблизкая.