Юрий Луценко: "Я не учитываю партийную принадлежность того или иного преступника"

Министру внутренних дел Украины Юрию Луценко 14 декабря исполняется 45 лет: по классификации Всемирной организации здравоохранения, кончается молодость, и наступает зрелость. Впрочем, к возрасту он относится философски, чувствует себя молодым, потому что младшему сыну 10 лет, но в эксклюзивном интервью «Профилю» подчеркивает, что «можно прожить много и ничего не успеть, а можно мало и успеть все».

Юрий Витальевич, какие, так сказать, сплетения судьбы и эпизоды прошлого припоминаются к юбилею?

Судьба моя складывалась так: мои отец и мама – из черниговских сел. Их отцы, мои деды, познакомились под стенами Рейхстага. Потом их дети пошли в один класс, окончили вузы в Киеве и поехали в Западную Украину. Я родился уже в Ровно, отец был инженером пищевой промышленности, потом – партаппаратчиком. Мама была ветврачом, у нее был пост на базаре, и она умела разговаривать с мужиками, которые норовили без очереди получить разрешение на продажу.

Я ходил в одну из лучших ровенских школ, с английским языком обучения, пешком почти через весь город, отец меня за все годы только один раз подвез. Класс был дружный, 42 человека, поэтому меня сейчас удивляет, когда жалуются, что 30 человек – это большой класс. Помню двойку за таблицу умножения, когда не выучил, потом списал у соседки – у нее была линейка с этой самой таблицей, но в результате устыдился и выучил.

Был комсоргом класса, комсоргом школы, отличником, золотым медалистом. Вслед за старшим братом пошел во Львовский политех на факультет электронной техники, специальность «Электронные приборы». Недавно коллеги в архивах нашли мою экзаменационную работу по высшей математике – могу предъявить!

Судя по данному факту, оперативная работа по проверке подлинности дипломов нашего политикума затронула всех без исключения…

Диплом может быть даже настоящий, а вот работы за все годы подделать невозможно, и вузы хранят их в архивах…

Так вот, Львов потряс меня – старинный город, узенькие улочки – это невероятный город, в котором можно гулять, глядя под ноги, прямо перед собой и задрав голову вверх, и это будет три разных города. Отсюда студентом ушел служить в армию – эта одна из самых важных в жизни вех. Недавно ездил во Львов на юбилей родного вуза, посетил свою боевую 616-ю комнату общежития. Так за 20 лет там ничего не изменилось: наши тумбочки, наши шкафчики и наша трещина на стене! Открою историю ее появления. На втором курсе моих соседей очень заинтересовали девушки-первокурсницы из соседней комнаты. И Славик с Юзеком тогда так постучали к соседкам, что стена треснула. Это ведь были годы Гагарина, из 42 парней на курсе было 12 Юриев, поэтому один был Юфа, второй – Юзек, а я был Луца. Да, к слову, вот тогда, когда стену проломили, оказалось, что среди соседок-первокурсниц и моя будущая жена!

А каким был ваш первый заработок?

Это был третий курс, у всех нас уже появились девушки, деньги понадобились, студенческая традиция – карпатские вылазки с венгерским вином. Так что все пошли работать. Хоть стипендия у меня была и повышенная, не 40 рублей, а 50, но все равно было мало. Самым удачливым тогда удавалось устроиться в дворники, особенно в новые кварталы, где и подметать-то нечего. А мы с другом пошли на завод «Львовприбор», работали транспортировщиками штампов. Это выглядело так: гора чугунных штампов, маленьких и больших, все бесформенные, и когда начинаешь их перекладывать, так и норовят упасть, отдавив руку или ногу. Но тогда я за месяц заработал 120 рублей, плюс стипендия, так что стразу же посадил будущую жену в поезд и повез ее в Ленинград: музеи, каналы, Петергоф. С тех пор в нашей семье поездки – лучший подарок.

Все-таки о заработках: ровно год назад вы заявили, что милиция сама будет зарабатывать то, что ей недодает государство, реанимировав волну анекдотов о сержанте Петренко, которому дали пистолет, и зарплата ему уже оказалась не нужна…

Речь шла о законно разрешенных доплатах милиции за платные услуги. Мы вынуждены этим заниматься и, конечно, с удовольствием бы этого не делали, потому что любые заработки для милиционера – уже нехорошо. Я бы предпочел, чтобы милиционеры просто работали, а финансировало их государство. Но, к сожалению, сейчас милиция получает бюджетных средств только на зарплату и частично – на форму и питание. На все остальное, от бензина до ремонта, сами должны зарабатывать.

Платные услуги – это справки, в том числе о несудимости, разрешительные документы на оружие, паспорта, техосмотр и так далее. Нет другого выхода, если средств из бюджета поступает на 25% ее реальных потребностей. На милицейский автомобиль в день нужно 10 литров бензина. А в прошлом году средств по этой статье было выделено на 100 граммов. В этом году – вообще не выделено. Так далеко не уедешь. Но есть многие политики, которые постоянно жалуются на недофинансирование, например, Вооруженных сил. Мы не жалуемся и выполняем свои обязанности. Понимаем, что ни президент, ни премьер не могут приписать нолик к нашему бюджету, и не хотим искать крайних.

В этом ли причина проблемы с завершением резонансных дел, начиная с розыска сбежавшего депутата Лозинского?..

Вначале выясним вместе, что такое «резонансные дела». Пример: мальчик катался на озере на надутой камере, мимо ехала моторка, сбила его, и мальчик утонул. Пока были разговоры, что за рулем мог быть депутат от БЮТ, дело было резонансным для президента. Когда оказалось, что виновник трагедии не имеет отношения к политике, дело перестало быть резонансным.

Если сбежал Лозинский – безусловный резонанс для общества. А если в центре Киева собака насмерть загрызла ребенка – не резонанс, потому что собака – не член БЮТ.

Я не признаю таких двойных стандартов. МВД по политическим причинам не может найти Лозинского?! Так почему же, если политически якобы заангажированное МВД не способно, этого не сделает политически якобы незаангажированная СБУ, ведь задание на розыск у нас общее? Да просто потому, что розыск и задержание не совершается нажатием кнопки, это масштабный сложный проект, для успеха которого нужен огромный комплекс мер и к тому же удача. А политики делают резонансным то, что им выгодно. Никто и не спрашивает, как раскрываются тысячи убийств, о которых они ни сном ни духом не знают, десятки тысяч грабежей и разбоев, изнасилований и прочего.

Как отразился на росте преступности украинский политический и экономический кризис?

И до кризиса, и после него все последние пять лет у нас последовательно сокращается число убийств, а также тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. На 6–7% ежегодно. В прошлом году было 2 тысячи убийств, в этом – 1 896, из них уже раскрыли 95,5%, то есть 1 800 убийц задержаны. Это работа, которая не резонансна. Уменьшается рабская эксплуатация, торговля людьми – снижение до 10%, на 7% меньше изнасилований. Кризис с начала прошлой осени и в нынешнем году прочувствован увеличением грабежей, разбоев и краж, так называемых имущественных преступлений. Это реакция на массовую миллионную безработицу и сопутствующие тяжелейшие условия выживания граждан. Но что касается 30-процентного увеличения числа краж, реально оценить ситуацию пока сложно, потому что в конце весны Верховная Рада приняла закон, по которому уголовная ответственность за кражу наступает, начиная не от 1 000 гривен, а от 60-ти. Поэтому если раньше не все кражи мобильных телефонов подлежали расследованию, то теперь в число преступлений входит даже кража пустого кошелька. Однако я считаю правильным этот закон, потому что с его помощью мы только в Киеве смогли задержать 120 карманников, которые до этого были неприкосновенны – мало кто из их жертв носит в карманах больше 1 000 гривен. Поэтому все цифры относительны. Главное одно: милиция в этом году задержала на 10% преступников больше, чем в прошлом.

В свое время, заступая на пост, вы заявили: «Я назначен политическим терминатором, я не знаком с менталитетом и специфическими сторонами работы милиции. Надеюсь, моих человеческих и политических качеств будет достаточно для сближения с сотрудниками МВД». Как сегодня обстоят дела с любовью народа и коллег?

Я особо и не ожидал любви к себе со стороны граждан. Не только в нашей стране, нигде в мире не любят милицию и полицию. При любом завершении расследования одни будут удовлетворены, другие – нет. Добиться любви и популярности на посту главы милицейского ведомства в принципе невозможно. Конечно, если бы я вместо повышения штрафов – и при этом снижения на треть смертности на дорогах – их уменьшил, я приобрел бы популярность, но ненадолго. Если бы вместо задержания в два раза большего количества расхитителей бюджетных денег я не обращал внимания на такие преступления, то был бы популярен среди политических деятелей.

За эти годы я нажил себе огромное число врагов. Раньше в парламенте здоровался за руку со всеми, в настоящий момент совершенно другая ситуация. Назовите сегодня хоть одну политическую силу, кроме «Народной самообороны», которая бы меня полностью поддерживала…

Каждый раз, когда голосовали за мою отставку, это предложение поддерживали депутаты всех без исключения фракций. Это означает, что я честно исполняю свои обязанности. Если бы я на каждый звонок: «Знаешь, там мой сын (брат, кум, сват) залетел. Ты не поможешь?», отвечал: «Да, конечно», ситуация была бы совершенно другой. Впрочем, такие звонки крайне редки – все уже знают, что они бесполезны. Я не учитываю партийной принадлежности того или иного преступника.

Так что, черт с ней, с популярностью, мне важно сохранить рабочую атмосферу в МВД. Только что встречался с сотрудниками «Беркута»: эти люди задержали за 2009 год более трехсот убийц. Посмотрите им в глаза и спросите, как им работается в условиях, когда президент позволяет себе заявлять: «Со всех надо снять погоны, кроме армии» или «Чем дальше от милиции, тем лучше», или когда «регионалы», пытаясь вывести меня из равновесия, ставят на трибуну бутылку водки и кладут милицейскую фуражку, хотя я ее никогда не носил? Как им служится в такой атмосфере?! А ведь милиция сегодня – одна из последних плотин на пути хаоса. И подобные заявления политиков свидетельствуют о том, что они рубят сук, на котором сидят все остальные. Можно ругать меня, и есть за что, можно пробовать снимать Луценко и назначать другого, но уничтожать милицию – это безумие, путь к неконтролируемому кровопролитию по всей стране.

Самый большой общественный резонанс у вашей реформы Госавтоинспекции. Что еще будет сделано?

Когда в 2006-м Луценко сняли с должности, за 2007-й в автокатастрофах погибли 9,5 тысяч человек на четверть больше, чем в прежние годы. Поэтому я пришел и сказал: «Направление главного удара – порядок на дорогах!» Уже на сегодняшний день на 30% меньше ДТП, погибших, потерпевших. На дорогах стало больше гаишников, они вышли из кабинетов, были установлены автоматические приборы считывания, не различающие пенсионеров и миллионеров. И штрафы, ставшие ощутимыми для личных бюджетов, сыграли свою роль: это не прежние 17 гривен, не волновавшие даже судебных исполнителей. У нас за этот год выписанных штрафов на полтора миллиарда гривен, оплаченных 855 тысяч. Из оштрафованных – четверть машин экстра-класса. Это явное свидетельство того, что закон уже почти один для всех!

Еще надо навести порядок со сдачей экзаменов в ГАИ. Вводим электронное отслеживание с видеонаблюдением самого процесса сдачи экзаменов, чтобы права получали те, кто все-таки умеет водить, а не те, кто будет потом учиться на дорогах ценой своей и чужой жизни.

В программах всех кандидатов в президенты на выборах-2010 есть пункт о снятии депутатской неприкосновенности. Насколько это необходимо?

Совершенно необходимо. Наш политический лозунг «Бандитам – тюрьмы!» до сих пор остается невыполненным. Судите сами: в свое время Ющенко и Янукович договорились о введении неприкосновенности депутатов местных советов – в результате сотни дел были закрыты из-за нового статуса подозреваемых. Я могу назвать десятки и сотни фамилий депутатов местных советов, которые были осуждены вскоре после того, как с них сняли этот статус. То же надо сделать и для депутатов Верховной Рады, и ситуация повторится. Но не только для них – для судей, госчиновников, президента, – закон должен быть один для всех.

Проблема коррупции – не в ужесточении наказания, как предлагают многие из тех же нынешних кандидатов в президенты, а в его неотвратимости. Ведь сегодня только у 15% пьяных за рулем отбирают права, лишь 20% наркодельцов сажают в тюрьмы, всего 3% взяточников несут наказание. Проблема неотвратимости не милицейская, она касается всей правоохранительной системы. У нас раскрываемость преступлений выше, чем во Франции, Германии, России, Польше, Молдове, Грузии. А вот что дальше происходит с этими делами в прокуратуре, в судах – не поддается никакой критике!

Начиная с весны 2005-го, мы ежегодно фиксируем 1500–1 700 взяточников. Если бы на сегодня за взятки сели в тюрьму 5 000 человек, и все бы об этом знали – страна была бы другой?! Если бы должное наказание понесли 50 000 чиновников, разворовывающих миллиардные бюджетные деньги?! Милиция ест свой хлеб недаром. Вопрос – что происходит с преступниками потом? Поэтому я сейчас так защищаю униженного и малооплачиваемого работника милиции, не добивайте его, а то Украина рухнет вообще.

Пять лет назад вы рассказали журналистам, что, ставя палатки на Майдане, думали лишь о том – цитирую, – «Что мне скажет мой старший сын, когда вырастет, лет через пять, и спросит, где я был, когда страна катилась в бездну, в диктатуру? И я ставил эту палатку, чтобы, по крайней мере, сыну было что ответить». Так вот, задал ли сын этот вопрос?

Мои сыновья видят, что я делаю. Они видят все усилия. Я сумел сохранить в милиции профессиональное ядро, это последняя плотина перед хаосом в стране. Мы ежегодно задерживаем 25 дивизий убийц, разбойников и воров, объявивших войну украинскому народу. Остановили наступление наркомафии, навели порядок на дорогах. Но удовлетворенности нет. Да, меня недавно спросили, что буду делать, если люди снова пойдут на акции протеста? Я ответил, что если власти не прекратят противостояние, и люди выйдут на улицы, тоже буду там. С народом.

Мария Старожицкая, «Профиль», 11 декабря 2009 г.